Галина Бедненко. История московской еврейской общины и Хоральной синагоги
Этот текст был написан для туристической брошюры, запланированной к изданию на русском, английском и иврите, в рамках работы экскурсионно-издательского отдела Московской хоральной синагоги, и которая так и не была издана.
«Черта оседлости» для евреев
До конца XVIII века расселение евреев по Московской Руси, а затем Российской империи воспрещалось. Некоторым торговцам, ученым людям и ремесленникам с семьями иногда это удавалось, но вслед за удачей неизбежно следовали изгнания и репрессии. Ситуация резко изменилась с трехкратным разделением Речи Посполитой (будущей Польши) между Австрийской монархией, Российской империей и королевством Пруссия. С территорией, которую забрала себе Россия (часть Западной Украины, Беларусь, Прибалтика), отошли и все евреи, жившие на ней — около 500 тысяч человек. В этой ситуации куда-либо изгнать их оказалось более невозможным, и тогда, желая воспрепятствовать естественно-миграционному процессу, царское правительство создает «черту оседлости».
«Черта оседлости» — граница территории, определенной в 1791 году (в целом ограничение сохранилось до 1917 года), за пределами которой запрещалось селиться евреям и цыганам. Репрессивное законодательство касательно передвижений и места жительства касалось других социальных слоев населения империи. В крепостной России свободно перемещаться по стране и селиться по своему желанию нельзя было ни крестьянам, ни даже дворянам. Одним из самых тяжелых российских законов была рекрутская повинность — «забривание в солдаты» юношей (обычно с 18 лет, но евреев, в целях ассимиляции, с 12 лет) на военную службу, которая длилась 25 лет. Многие гибли в юности, часть вынужденно принимало православие, но оставались и те, кто сохранил веру предков.
Лишь к середине XIX века и царствованию реформатора Александра II исключение по проживанию в крупных городах коснулось некоторых привилегированных категорий евреев, которым было разрешено селиться в Центральной России и других значимых социально-культурных центрах. Послабление режима коснулось купцов I гильдии, лиц с высшим светским образованием, отслуживших рекрутов, некоторые категории ремесленников, приписанных к ремесленным цехам; караимов, а также, впоследствии, горских, грузинских и бухарских евреев. Меж тем к концу XIX века количество евреев в России составляло уже около 5 млн. человек, при этом в больших городах легально могли селиться только 200 тысяч из них.
Московские евреи при царе Александре II и генерал-губернаторе В.А. Долгоруком
Экономический подъем эпохи Александра II, прозванного «Освободителем» за отмену крепостного права, во многом был связан с деятельностью еврейских купцов и промышленников. Украина, входящая в черту оседлости, стала одним из самых развивающихся районов империи. Ведущую роль в банковском деле, развитии сети железных дорог сыграли банкирские дома Гинцбургов и Поляковых, тесно сотрудничавшие с государством. Сахарное производство поднялось благодаря еврейским купцам Зайцевым и Бродским.
Остро встал вопрос основания синагог за чертой оседлости и вопрос их строительства в столицах. Многие евреи стремились к высшему образованию, другие — хотели делать большой бизнес, третьи — заслужили проживание в крупных городах Центральной России тяжелой солдатской службой, при этом оставшись правоверными иудеями. И все они старались заводить или перевозить свои семьи. Так или иначе, им всем нужны были молельни, кошерный забой скота, кошерные кухни, раввинские суды и записи актов о рождениях и свадьбах, и в конце концов, еврейские кладбища.
В 1865–1891 гг. московским генерал-губернатором (это была принципиально военная должность для градоначальника Москвы и всей Московской губернии) был Владимир Андреевич Долгоруков, человек открытый и доброжелательный, пользовавшийся большой любовью москвичей. Он был во взаимовыгодном приятельстве с Лазарем Соломоновичем Поляковым, представителем банкирской династии Поляковых, крупным еврейским меценатом.
Еврейские жители обеих столиц (Москвы и Санкт-Петербурга) были или достаточно образованны, или стремились дать своим детям хорошее светское образование. Однако нельзя сказать, что они были ассимилированы. Прочные семейные связи, традиционные сообщества еврейской благотворительности и взаимопомощи, помимо обязательных ритуальных практик, оставляло их в религиозном общинном поле. Единственное значимое различие столичных евреев от их собратьев по черте оседлости — это отсутствие единой культовой практики. В Москве жили и хасиды, и литваки, и караимы. Большим влиянием в просвещенных кругах пользовались сторонники еврейского Просвещения — маскилим. Все эти круги и общины существовали несколько параллельно друг от друга, но неизбежно пересекались в течении общей еврейской судьбы.
Строительство Хоральной синагоги
К 1860-м годам в обеих столицах существовали еврейские молитвенные дома, но не было синагог как представительских институтов и центров общинной жизни. Наконец в 1869 году, воодушевленные разрешением на строительство синагоги в Санкт-Петербурге, московские евреи подали прошение на строительство Хоральной синагоги в Москве. Лояльный к еврейской общине генерал-губернатор В.А. Долгоруков их поддержал, но полицейское ведомство прошение отклонило. Бюрократическая машина империи вновь была против: любое централизованное управление еврейской общиной крупного города напоминало властям о кагалах, структуре, запрещенной еще в 1844 году. Скрытая борьба продолжалась десять лет, пока не были выкуплены строения, гарантировано финансирование подписями почти 100 еврейских купцов, ремесленников и других членов общины. Официально утвержденный государством раввин Залкинд Минор в 1879 году от имени всей общины вновь обратился к генерал-губернатору с просьбой построить в Москве синагогу. И дружественный еврейскому меценату Л.С. Полякову московский генерал-губернатор ловко обошел запрет полицейского ведомства, позволив членам уже существовавшего хорального молитвенного дома построить на приобретенном ими участке здание для богослужения и школу для ремесленников (без всякого упоминания слов «синагога», «хедер» или «ешива»).
Правление московской еврейской общины заложило первый камень в строительство будущей синагоги 28 мая 1887 года, а архитектором был выбран любимец Л.С. Полякова — австрийский еврей Семен Эйбушитц. Все причастные торопились, потому уже в следующем году ее строительство было близко к завершению. Московская синагога была исполнена не в привычном для крупных синагог России тех лет мавританском стиле, а в эклектическом классицизме с четырехколонным фасадом, родном для московских общественных зданий конца XVIII — начала XIX веков. Это вполне отражало и философию «маскилим», которые были сильной партией в религиозной жизни евреев Москвы: быть русскими еврейского происхождения.
Торопились же вот почему: после убийства в 1881 году царя Александра II революционерами, к власти пришел более консервативный царь Александр III. Кроме того, в убийстве царя обвинили евреев (как революционеров) и тогда же прокатилась по России первая волна массовых еврейских погромов (это, кстати, сильно подорвало идеологические принципы «маскилим»). Потому постройка синагоги в древней столице, оплоте православия, не могло не взволновать правительство. В марте 1888 года обер-прокурор Синода К.П. Победоносцев (глава высшего органа государственно-церковного управления Российской империи) заявил свой протест и потребовал снести купол синагоги. Свод государственных законов не был однозначным, бюрократический аппарат был чрезвычайно громоздок, что в одних случаях давало поле для маневра, в других полностью тормозило все дела. В данном случае, строителям пришлось снести купол синагоги со звездой Давида, и даже освящение синагоги было отложено. Однако по велению раввина Минора (и с условного согласия московского обер-полицмейстера) ее помещение все же стало использоваться как еврейский молитвенный дом, и туда были перенесены свитки Торы.
В 1891 году на место лояльного Владимира Долгорукова на место московского генерал-губернатора пришел член царской семьи Сергей Александрович Романов, славившийся своим жестким характером и антисемитизмом. В сентябре 1892 указом самого царя Александра III официально признанный государством раввин московской еврейской общины Шломо Залкинд Минор лишался своего поста и права проживания в Москве, а Московская хоральная синагога подлежала закрытию в любом своем статусе. А уже в октябре 1892 года было издано Высочайшее повеление об изгнании большинства евреев из Москвы.
Раввин Минор
Раввин Минор получил традиционное еврейское образование, а затем окончил Виленское раввинское училище (государственное учебное заведение, готовившее раввинов для государственной службы). Был избран казенным раввином Минска, и был тогда близок минским «маскилим» («просветителям»). Прославился как выдающийся оратор и оказался первым раввином в Российской империи, который стал говорить проповеди на русском языке. В 1869 году был приглашен московской еврейской общиной и также был утвержден казенным раввином уже Москвы. Известен также тем, что преподавал древний иврит великому русскому писателю, графу Льву Толстому — так, что тот вполне начал читать и переводить для собственных нужд и любознательности. Впоследствии раввин Минор издал трехтомное издание своих речей, посвященных преимущественно морально-нравственной стороне общественной жизни. Будучи человеком очень деятельным, он сумел привлечь к воплощению своих социальных проектов множество влиятельных и состоятельных людей. Вместе с раввином Хаимом Берлиным, представителем более традиционной религиозной партии еврейской Москвы, они основали училище для еврейских солдатских детей-сирот «Талмуд-Тора». Здесь мальчики получали как религиозное образование, так и начала практичных светских наук, в том числе русский язык. Новое учебное заведение было названо Александровским училищем (еще в честь тогда здравствующего царя Александра II) и было призвано помочь овладеть еврейским юношам разными ремеслами. Деятельность этих учебных заведений финансировал Лазарь Соломонович Поляков и его семья, но также в этом участвовали другие богатые купцы и промышленники Москвы.
После прихода к власти Александра III и первой волны погромов дела евреев ухудшились, но невозможно было поверить, что все будет еще хуже. Во время выселения евреев из Москвы в 1892 году раввин Минор подал генерал-губернатору Сергею Романову прошение об отмене этого акта — и месть чиновника не заставила себя ждать, выдающийся раввин был тут же отстранен от должности с запретом на пребывание вне черты оседлости. Ему пришлось вернуться в Вильно, где он посвятил себя литературной и общественной деятельности; одним из основных направлений его полемики была борьба с антисемитами.
Неофициальная история
Рассказывают, что когда строилась Московская хоральная синагога, то еврейские черти. которые прибыли в Москву с купцами и солдатами, тоже внесли свой денежный вклад. Но раввин Минор узнал об этом, отказался от денег и выгнал их. Тогда черти сменили градоначальника и тот выгнал раввина Минора и множество других евреев из Москвы. Председатель общины Лазарь Соломонович Поляков был не против сделки и начал уговаривать нового раввина Мазе, который был более либеральным и просвещенным человеком. Переговоры шли долго и синагога была закрыта на пятнадцать лет, но наконец поладили. С тех пор по той договоренности неотчуждаемая треть всех событий в главной синагоге принадлежит чертям. Они же построили себе там свою подземную (или обратную, потому что она перевернутая) синагогу, прямо под настоящей. Потом раввин Мазе сожалел о сделке, но ее было не переиграть (и в одном месте здания до сих пор стоит печать об этом). А когда пришла советская власть, то посредниками между раввинами и чертями стали чекисты.
Борьба за существование синагоги (1893–1906)
С января 1893 года здание синагоги оказалось опечатанным и московское правительство обязало правление общины или продать его с торгов, или обратить в благотворительное учреждение. Делать было нечего, лишаться прекрасного здания московские евреи совсем не хотели — потому перевело сюда Александровское ремесленное училище (для еврейских детей — сирот, которые вместе со светскими науками учили Тору). Началась перестройка внутренних интерьеров под учебные классы. Несмотря на все старания еврейской общины Москвы заручиться благоволением нового генерал-губернатора, все попытки оставались безуспешными. Подавленное настроение вызывалось и постоянными выселениями и репрессиями, но также и возросшим влиянием антисемитизма в периодической печати.
В 1894 году скончался император Александр III, но лучше не стало, закрывались и оставшиеся в Москве молитвенные дома. В 1895 году было предписано закрыть и еврейское Александровское ремесленное училище, находящееся в здании так официально и не открытой синагоги. Тогда хозяйственное правление уведомило власти, что откроет здесь училище «Талмуд — Тора» (необходимо было любым способом сохранить за собой недвижимость). И вновь начались работы по переоборудованию Большого молельного зала, при этом арон-кодеш и биму проектировщики постарались сохранить на своих местах. Для этой работы привлекли С.К. Родионова, русского дворянина старинного рода, а главное — архитектора Синодального управления и мужа княжны С.Н. Шаховской. Саботаж правительственных предписаний удавался в этот период гораздо лучше лести и испрошения милостей у царских властей. Власти запретили и училище «Талмуд-тора», которое осталось одним из последних еврейских учреждений в Москве, вновь повелев продать здание с торгов. Правление общины вновь не сдалось и сообщило городскому правительству, что решило открыть в здании детский приют, почему вновь решило заняться перепланировкой внутренних интерьеров, со столовой, кухней, лазаретом, комнатами для мальчиков и для девочек, а также для персонала. Бюрократически-хозяйственная борьба шла на терпение и на износ, но в результате была решена, как это обычно и бывает силами много большими чем все участники локальных событий.
Раввин Мазе
Яков Мазе родился в Могилеве, в семье любавических хасидов со стороны отца и потомков р. Авраама Данцига (известного кодификатора еврейского права) со стороны матери. Фамилия раввина Мазе это аббревиатура от «ми-зера Ахарон ха — кохен» — из рода Аарона коэна). Получил традиционное образование, затем поступил в гимназию в Керчи, затем получил юридическое образование в Московском университете. Стал увлеченным сионистом и был выдающимся оратором. Вместе с известными палестинофилами А.М.М. Усышкиным и И. Членовым создал студенческий кружок Бней Цион, где был председателем (кружок был закрыт полицией в 1890 году), а в 1889 году участвовал в Первом съезде палестинофильских деятелей в Одессе, о чем нам оставил рассказ писатель Шолом — Алейхем. Путешествовал по многим городам и местечкам черты оседлости, пропагандируя идеи сионизма. В 1890 году с согласия московских меценатов, был послан в Эрец Исраэль для закупки земель в Галилее, но был отозван обратно, так как средства срочно понадобились для помощи евреям, массово высылаемым из Москвы (в те самые 1891–92).
Вернувшись в 1893 году в Москву, был представлен московской общиной как кандидат на должность казенного раввина Москвы вместо высланного раввина Минора. Знаток Талмуда и еврейского права, помимо того, что он был дипломированным светским юристом, умевшим говорить на языке права того времени, он стал не только духовным лидером общины, но и ее заступником перед городскими властями, отличавшимися крайним антисемитизмом. Именно его юридической заслугой можно считать организацию Хозяйственного правления Московской еврейской общины, которой в последующие годы удалось отстоять здание синагоги.
Остро чувствующий значимые идеи своего времени, раввин Мазе стал также одним из организаторов московского Общества любителей языка иврит (Агудат ховевей сфат Эвер), общества распространения правильных сведений о евреях и еврействе и т.д. Выступил на известном процессе М. Бейлиса («дело о кровавом навете», всколыхнувшее всю интеллигентскую Россию) в качестве эксперта по вопросам иудаизма. В своей речи раввин Мазе объяснил отношение Талмуда к смертной казни, неевреям и жертвоприношениям, особое внимание он обратил на запрещение употреблять кровь в пищу, а также на положение резников в еврейской общине. Это выступление и оправдание обвиняемого послужило поводом не только для радости еврейских общин всего мира, но и привело к известности московского раввина в еврейском мире.
В Московской хоральной синагоге, в Большом молельном зале на видном месте установлена мемориальная доска памяти Якова Исаевича Мазе. Не забыто его имя и в Израиле — одна из улиц в центре Тель-Авива носит его имя.
Революция 1905 года и открытие Хоральной синагоги
В 1905 году, после расстрела в Санкт-Петербурге мирной демонстрации рабочих, началась первая русская революция. Начались забастовки на предприятиях, восстания в армии и флоте. Общая волна массового насилия отразилась и на еврейской общине: в этот период произошло большое количество еврейских погромов (в рамках черты оседлости, не в столицах), возбужденных консервативной частью населения. В результате массовых волнений царская власть пошла на серьезные уступки. И в Манифесте 17 октября 1905 года гарантировала многие гражданские свободы, в том числе свободу вероисповедания. 6 ноября 1905 г. состоялось общее собрание еврейской общины Москвы, и по инициативе Я. Мазе Хозяйственное правление направило властям новое прошение об утверждении открытия Хоральной синагоги. Новый генерал-губернатор Ф.В. Дубасов согласовал это с министром внутренних дел П.А. Столыпиным, и новый император Николай II наконец разрешил открытие Хоральной синагоги на Солянке в Москве.
Когда настал торжественный момент открытия синагоги, раввин Яков Мазе передал председателю правления Лазарю Полякову ключи с надписью: «Он отворил двери дома Г-сподня и укрепил их» (Диврей ха-Ямим II, 29:3). Он также сказал: «Когда пришлось закрыть наш храм и отдать ключи его, наши руки простерлись, Вы их приняли и сохранили, они Ваши, примите их». На это Лазарь Поляков ответил: «Та же рука Божия приняла и наши ключи, она же и отдает их нам теперь назад».
К восстановлению интерьеров синагоги, на смену умершего Семена Эйбушитца, был приглашен известный архитектор немецкого происхождения Роман Иванович Клейн, один из самых плодовитых мастеров конца XIX — начала XX вв. в Москве. Он решил уйти от модного в синагогальной архитектуре мавританского стиля. И реализовал свои фантазии в рамках европейского увлечения Египтом и Ассирией эпохи археологических открытий, преломленных в стиле модерн, но с аллюзиями на библейские метафоры. Отсюда колонны с лотосами, как будто святящаяся золотистая мозаика с изображениями ливанских кедров, обвитых лозой винограда, голубой купол со звездами, узнаваемые и неповторимые сложные орнаменты Московской синагоги.
Первая Мировая война и революционные события в жизни еврейской общины
28 июля 1914 года началась Первая мировая война. Несмотря на высокое участие евреев в патриотическом энтузиазме (в синагогах крупных городов черты оседлости проводились молебны во славу русского оружия, мобилизация евреев прошла почти без недобора, а многие и вовсе пошли на фронт добровольцами), усилилось влияние антисемитизма. Евреи обвинялись в том, что они «шпионы Германии», что приводило к издевательствам, шантажу и даже взятию евреев в заложники военным командованием. Военные действия проходили по местам расселения евреев в Галиции и Северной Буковине и также сопровождались многочисленными насилием, антисемитской пропагандой и погромами, в конце концов, массовым депортациям. Потому почти сразу же в Хоральной синагоге по инициативе раввина Мазе было создано «Еврейское общество помощи жертвам войны», которое получило возможность работать прямо на местах, пострадавших от войны, а привлекать необходимые средства из Москвы и других центров концентрации влиятельного еврейства. Оказывалась помощь солдатам в госпиталях и беженцам из районов военных действий. Московская еврейская община также основала лазарет, в котором не только лечили раненых, но также выдавали субсидии солдатам-инвалидам, возвращавшимся на родину. Кроме того Общество оказывало помощь вдовам и сиротам солдат-евреев, павших на поле брани.
Февральская революция 1917 года, с ее предоставлением гражданских демократических свобод, дала возможность провести первые свободные выборы Совета московской еврейской религиозной общины. Был основан Совет еврейских общин России (ваад), а раввин Я. Мазе был избран членом его президиума. Также он успел стать депутатом Всероссийского учредительного собрания по еврейскому национальному списку. С его подачи началось распространение литературы на иврите. Все эти прекрасные начинания оказались сорваны в один момент — с Октябрьским большевистским переворотом в конце октября 1917.
В 1918 году новой властью были созданы Еврейский комитет и Еврейская секция (позже печально знаменитая Евсекция), которые начали борьбу с сионизмом и всеми проявлениями культуры на иврите. И уже в 1919 году раввин Мазе возглавляет делегацию общества «Тарбут», протестующую у наркома (народного комиссара) просвещения А. Луначарского против объявления иврита «реакционным и контрреволюционным» языком. В апреле 1920 года Я. Мазе был членом президиума Московской всероссийской сионистской конференции, все делегаты которой были арестованы ВЧК (Всероссийской чрезвычайной комиссией) в последний ее день. Раввина Мазе спасло его не то выдающееся положение в жизни московского еврейства, не то преклонный возраст.
Дальнейшая общественная деятельность раввина Я. Мазе при советской власти даже не могла выходить за рамки протестов и ходатайств высшим партийным чинам и новым влиятельным особам, от В. Ленина и М. Горького до М. Калинина и Ф. Дзержинского. Протестовали против антисемитских кампаний и погромов в стране, против закрытия синагог и за сохранение религиозного статуса Хоральной синагоги на Солянке. В результате синагогу удалось отстоять, в отличие от большинства других в Москве (и в Советской России в целом) она продолжала функционировать. Впрочем, к середине 1930-х годов в Москве оставалось уже только четыре синагоги — Хоральная, синагога в Марьиной Роще, бывшая семейная синагога Лазаря Полякова на Б. Бронной ул. (закрыта в конце 1930-х годов) и Арбатская синагога в Б. Афанасьевском пер. (закрыта в конце 1940-х годов).
Антирелигиозная пропаганда и репрессии после победы большевиков
Советскую власть беспокоило два направления еврейской общественной жизни: сионистская и религиозная. Они обе являлись мишенью слабо прикрытой антисемитской пропаганды первых лет новой власти. Одним из основных инструментов борьбы стал первоначально многопартийный Еврейский комиссариат (1918–24), а затем к нему присоединилась уже полностью коммунистическая Евсекция (1918–30). На первой же конференции Евкомиссариата и евсекций (1918) был издан декрет о закрытии всех правлений еврейских общин, о передаче всех общинных средств и имущества местным Еврейским комиссариатам. Продолжались закрытия хедеров, ешив, школ с преподаванием на иврите, который уже 1919 году был признан «реакционным языком». Массово шли аресты сионистов. Функции евкомиссариатов и евсекций, надо сказать, тоже сужались под идейным лозунгом «преобразования народов Советской России в единую советскую нацию». В 1922 году под предлогом оказания помощи голодающим Поволжья, была проведена массовая кампания по изъятию ценностей из мест культового характера. Из Московской хоральной синагоги было реквизировано 73 предмета из золота и 2 предмета из серебра. В 1923 году попытка закрытия Хоральной синагоги была отбита раввином Яковом Мазе, лично поговорившим с главой ОГПУ Феликсом Дзержинским.
Несмотря на постоянную угрозу для развития и уже самого существования еврейской национальной культуры со стороны властей, с притоком еврейских переселенцев (преимущественно из Украины) в Москву и с оформлением ее статуса главной столицы страны, развивалась современная еврейская культура и продолжала функционировать религиозная жизнь. Увеличилось до 28 количество синагог и молельных домов. Издавалась периодика и литература на идиш, пережила свой расцвет еврейская театральная культура, некоторое время работал еврейский народный университет и т.д. Но передышка оказалась недолгой — все национально-культурные заведения и почти все синагоги были закрыты во второй половине 30-х гг. Еще в 1930 году было принято решение о закрытии Хоральной синагоги, но оно совпало с партийным маневром послабления репрессий в адрес коллективизаторов и разрушителей культовых зданий, потому постановление было отменено. Преследования же религиозных евреев в целом шло почти беспрерывно.
В истории Хоральной синагоге и еврейской Москвы того периода есть один поразительный эпизод: в 1936 году сюда перебрался гонимый р. Моше Файнштейн (в будущем известнейший алахический авторитет XX века). Он прибыл в Москву нелегально, не имея паспорта с регистрацией, как «колхозник» и официально преподавать Тору в те времена он не мог. Однако его имя было известно в раввинской среде, и ему дали приют и возможность заниматься в Хоральной синагоге. Когда представился шанс, уже в 1937 году, р. Моше Файнштейну с семьей удалось оформить выезд из Советской России и покинуть ее (а вот его другу р. Шимону Требнику — нет, и он остался учить и преподавать Тору в московской синагоге).
Расстрелянный раввин Медалье
Шмярьяу Лейб Медалье родился в семье любавических хасидов, живших на северо-западе Литвы. Он отучился в ешиве Слободка, бывшей тогда центром этического течения «литовского» направления Мусар. В 20 лет он женился на невесте из семьи любавических хасидов Дворе Карасик. Воспитанный в двух направлениях иудаизма, раввин Медалье впоследствии был способен находить общий язык с представителями обоих, а также и представлять их.
Первым раввинским постом для него была должность духовного раввина г. Тулы, старинного города, где обитало множество еврейских солдат — кантонистов, людей сложной судьбы и непростых характеров. В 1903 году раввин Медалье стал кандидатом на пост духовного раввина г. Москвы (казенным раввином тогда был Яков Мазе, поддержавший кандидатуру Медалье), но от этой должности отказался. Став видным алахическим авторитетом, в 1905 году он занял пост раввина Заручьевской хоральной синагоги в Витебске, получив поддержку предводителя и «пятого цадика» любавических хасидов Шолома Дов Бера Шнеерсона. По своим убеждениям он выступал против сионизма и участвовал в создании партии «Агудат Исраэль», целью которой было сохранить еврейскую традиционную и религиозную жизнь, чтобы «решать в духе Торы и соблюдения заповедей все вопросы, возникающие ежедневно в жизни еврейского народа».
Приход Советской власти ознаменовал начало гонений и репрессий религиозных деятелей такого уровня. Несмотря на это, раввин Медалье сопротивлялся давлению — в 1921 году на постановочном «суде над хедером» он отстаивал право еврейских детей на религиозное образование. Пытался договориться об отмене конфискаций имущества синагог (те самые, в пользу голодающих Поволжья), заменив их «сбором с еврейских свадеб». Также он вошел в нелегальную сеть хабадских раввинов, успешно организовавших свою подпольную деятельность. Притеснения вынудили его вернуться вначале в Тулу, затем в 1931 году переехать в Подмосковье. После того как в 1933 году главный раввин Хоральной синагоги Яаков Клемес получил разрешение на выезд в Палестину, новым раввином Москвы стал раввин Медалье. Также он стал раввином сразу трех синагог — Хоральной синагоги, синагоги на Б. Бронной (бывшей домашней семьи Поляковых) и синагоги в Марьиной Роще. Во времена тяжелых испытаний ему удалось объединить вокруг своего дела и былых идеологических соперников.
В наиболее страшные годы массовых репрессий, когда ЧК повсюду изыскивала шпионов иностранных государств, среди арестованных религиозных евреев начали выбивать показания на раввина Медалье. Со временем ему было вменено участие в «еврейской националистической антисоветской организации», которое было сопровождено доносами информаторов о его контактах с представителем «Джойнта» И. Розеном и переписке с раввином Шнеерсоном. Раввин Медалье, его зять и другие члены правления МЕРО были отправлены в Бутырскую тюрьму. Сохранились наивные и полные надежды на справедливость и милосердие письма его жены Дворы руководителям советского государства о снисхождении к положению раввина Медалье. Но разумеется, тщетно — он был приговорен к смерти Военной коллегией, расстрелян и похоронен в общей могиле на полигоне Коммунарка. Семье об этом сообщили только после его реабилитации в 1957 году.
В настоящее время в Хоральной синагоге находится и используется в будние дни парохет (занавесь на арон кодеш, где хранятся свитки Торы) в память о раввине Медалье, подаренная главным раввином Москвы Пинхасом Гольдшмидтом.
Раввин Шломо Шлифер и контроль НКВД
После нападения гитлеровской Германии на Советский Союз, с расширением тотального кризиса, требующего мобилизации всех жизнеспособных сил населения, советская власть обратилась к помощи прежде гонимых атеистами религиозных конфессий. Религиозная сфера жизни стала допустимой, но предельно контролируемой, как официально (Советом по религиозным культам при Совнаркоме, позже — Советом по делам религий), так не неофициально — с помощью сети осведомителей. Совет по делам религий возглавлял систему местных Советов с уполномоченными, которые осуществляли надзор как за «служителями культов», так и за любыми общественно-религиозными мероприятиями. В случае надзора за синагогами и молитвенными собраниями евреев дело отягощалось подозрением в националистической пропаганде.
С 1938 года и расстрела раввина Медалье раввином Хоральной синагоги и председателем Правления общины был «избран» вероятный осведомитель НКВД Самуил Чобруцкий, не имевший ни смихи раввина, ни религиозного обучения дальше хедера, ни какого-либо светского образования. Приехав в Москву из Одессы, он стал активистом Хоральной синагоги, а в 1935 году стал ее старостой (габаем) и был ответственен за контакты с иностранцами. Будучи ответственным за финансовые вопросы, он быстро разбогател. Однако в свою пользу он нередко засчитывал помощь бедным и евреям в разной нужде, включая материальную поддержку ряда бывших раввинов. Помимо этого, несмотря на всеобщую нелюбовь, ему как организатору удавалось обеспечивать выполнение всех основных функций синагоги (помимо того, что было строго запрещено «сверху», как то продажа кошерного мяса или торговля). Опасность закрытия последней крупной московской синагоги действительно была велика.
Тем временем власть осознавала необходимость религиозного представителя от иудаизма на мировой политической арене (процесс запустился еще в 1940, с присоединением Западной Украины и ее евреев, когда С. Чобруцкий ездил во Львов). С увеличением статуса Москвы как значимого центра концентрации еврейского населения, а кроме того, как столицы централизованного государства, решение было простым — им должен был стать раввин Центральной московской синагоги (которой и была Хоральная синагога). И в этом качестве Самуил Чобруцкий был уже непредставителен, потому на пост главного раввина власти (а решали именно они) рассматривали раввина Шломо Шлифера и Леви-Ицхака Шнеерсона из династии любавических ребе. Наличие у хабадников разветвленной подпольной сети все же смутило представителей советских органов. Так главным раввином Хоральной синагоги (а следовательно, Москвы и СССР) был назначен Шломо Шлифер, к тому времени работавший бухгалтером. Необходимое по должности лавирование между сотрудничеством с властями и заботой о еврейской общине настигло тут и раввина Шлифера. В 1951 году органы госбезопасности уже готовили его арест, но он не был санкционирован высшими партийными властями. Тем не менее, раввину Шлиферу приходилось участвовать в государственных политических кампаниях, без всякого права на несогласие, в том числе в антисионистских и антиизраильских «протестах».
При раввине Шлифере в 1956 году были впервые за долгое время официально изданы еврейский религиозный календарь (для членов общины) на 5717 год и первый за тридцать лет в Советском Союзе молитвенник «Сидур ха-Шалом» («Молитвенник мира» вместо «Сидур ха-Шалем», Полный молитвенник). В нем пришлось опустить ссылки на войны и победы народа Израиля и включить молитву за благоденствие советского правительства. При раввине Шлифере и с приходом на его место раввина Лейба Левина была образована, первая после всех запретов в СССР, ешива «Коль Яаков», в которой в 1957 году учились 19 студентов из Москвы, Украины, Латвии, Грузии и Центральной Азии. А среди преподавателей был рав Шимон Требник, ученик Хафец Хаима и друг р. Моше Файнштейна.
Образование государства Израиль и визит в синагогу Гольды Меир
В «плавильном котле» советской государственности планомерно шла политика как секуляризации, так и постепенного уничтожения национальных культур. Кроме того, евреи еще не оправились от гибели миллионов своих соплеменников, своих родных и близких в Катастрофе. Потому когда в 1948 году было провозглашено государство Израиль, это событие имело грандиозное значение для евреев СССР как уже нежданное восстановление средоточия собственной идентичности. И в начале сентября в Москву, в качестве Чрезвычайного и Полномочного посланника государства Израиль прибыла Гольда Меир. Это было знаковое и символическое событие для всех советских евреев, которым довелось удостоиться этой встречи — артисты и публика Государственного еврейского театра устроили ей овацию, очень горячо ее встретили в Хоральной синагоге. Гольда Меир не знала русского языка, не знала культуры и тем более быта евреев в СССР, но говорила на идиш и желала встретиться с «разлученными братьями». В этом аспекте положение миссии в целом было довольно трагическим: даже сотрудники посольства не могли связаться с проживавшими в СССР родственниками, потому что это подставило бы последних под удар, как «родственников иностранцев». Но Хоральная синагога показалась им наиболее естественным местом встречи посланника государства Израиль с народом Израиля. И эта встреча оказалась безусловно важной в истории как самой синагоги, так и московского еврейства в целом.
Первый раз Гольда Меир и ее сотрудники пришли утром и пешком, в шабат. Мужчины взяли свои талесы и молитвенники, их даже вызывали для чтения слов Торы. Гольда Меир сидела в крайней правой ложе женского зала (сейчас эта ложа носит ее имя) и в конце службы, после пожелания здоровья правительству СССР, внезапно было названо ее имя как представителя государства Израиль. Когда же она с сотрудниками посольской миссии пришла в синагогу на Рош а-Шана, то их встречала и приветствовала уже многотысячная толпа. После богослужения в Йом Кипур фраза молитвы «В следующем году — в Иерусалиме» стала знаковой как для Гольды Меир, которая в то время и не смела надеяться на репатриацию советских евреев в Израиль, но и для многих московских евреев, воспрянувших духом. Все пребывание этой замечательной женщины в синагоге, удивительным образом, сопровождалось возвышенными и трогательными моментами, которые не редкость в истинно высокие моменты истории. Об этом она пишет в своих мемуарах, об этом рассказывали современники. Позже начались новые гонения на евреев, полное уничтожение идишской культуры в СССР, «дело врачей», борьба с космополитизмом и подготовка к массовым репрессиям, которые не состоялись только благодаря смерти тирана.
«Еврейская контркультура»: сборища «на Горке» и времена отказников
Длительное время, в результате антирелигиозных и антинациональных репрессий, синагогу регулярно посещало не так много прихожан. Само помещение синагоги оставалось под неусыпным надзором подконтрольной властям администрации (существовал полный запрет на торговлю и на контакты с иностранцами, и даже на посредничество в сватовстве, что также было отнесено к «нетрудовой деятельности»). Потому все, что считалось нужным происходить неформальным образом, происходило тайно. Иностранные посетители синагоги тайно оставляли свертки с религиозной литературой и молитвенными принадлежностями, прихожане их также втихую подбирали. Советские активисты протестовали, и в профсоюзной газете «Труд» и на начальственных совещаниях, требуя оградить паству от «провокаций иностранцев». В то же время излишне давить на прихожан советские власти уже не решались, потому что государству требовалось сохранение лица на международной арене.
В результате Шестидневной войны СССР разорвало дипломатические отношения с Израилем, а любые контакты с иностранцами, посещавшими синагогу, могли быть приравнены к антигосударственной деятельности. Громкие экономические уголовные процессы, в которых большинство осужденных составляли евреи, также не добавляли равновесия и оптимизма народу Израиля. Но в то же самое время, на излете политической и культурной «оттепели», еврейская молодежь, осознав свою идентичность, потянулась к своеобразному «месту силы» еврейской Москвы. Появилось то, что можно было бы назвать Еврейским независимым движением, полуподпольными кружками, своеобразной еврейской контркультурой конца 1960-х — конца 1980-х гг. Собирались не в самой Хоральной синагоге, а у дуба напротив нее (по этому месту синагога даже получила неофициальное прозвище «на Горке», но исходно это касалось именно неформальных сборищ), по субботам в полдень. Это было место, где устанавливались самые разные контакты, почти аналог центральной площади какого-нибудь местечка. Искали и находили учителей иврита, собиралась и передавалась информация о положении «отказников» (тех, кто получил официальный отказ в возможности выезда в Израиль), встречались участники будущих политических акций, собирались и передавались деньги и вещи нуждающимся, происходил обмен самиздатом и составлялись воззвания, тут же действовали и брачные агенты.
Наибольшей популярностью у московских евреев в то время пользовался праздник получения Торы — Симхат Тора, как торжество единения и идентичности всего еврейского народа. После этих праздников, сотрудники милиции и КГБ, а также «народные дружинники» отлавливали студентов престижных вузов, которым грозило отчисление или в лучшем случае, назидательные речи о недопустимости посещения синагоги и исполнении «антисоветских и сионистских песен». Но несмотря на относительное или прямое противодействие правоохранительных органов, вокруг синагоги на ул. Архипова (еще одно принятое в советские времена название Хоральной синагоги), в те дни собирались и веселились тысячи людей.
Главный раввин России Адольф Шаевич и и главный раввин Москвы раввин Пинхас Гольдшмидт
К началу 1980х годов стало понятно, что раввины без смихи уже не могут ни достойно представлять советское еврейство на международной арене, ни соответствовать ожиданиям паствы на фоне религиозного возрождения «литовского» направления иудаизма в мире. Потому, с согласия советского руководства, несколько перспективных молодых людей были отправлены в единственную сохранившуюся ешиву стран социалистического лагеря в Будапеште. Единственный вернувшийся оттуда со смихой раввина был Адольф Шаевич, который и стал в 1983 году раввином Хоральной синагоги, а в 1989 — главным раввином Советского Союза. В 1993 году, с образованием Российского Еврейского Конгресса, он был избран Главным раввином России и стал учредителем КЕРООР (Конгресса еврейских религиозных общин и организаций России).
Раввин Пинхас Гольдшмидт родился в Цюрихе. Его дедушка по материнской линии был из семьи карпатских хасидов. Другой его прадедушка был главным раввином Дании, а потом и главным раввином Цюриха. Он получил традиционное еврейское воспитание в известнейших ешивах Поневеж в Бней-Браке и американской Нер Исроэль в Балтиморе. Светское образование (диплом магистра) получено им в университете Хопкинса в Балтиморе. В 1989 г. по указанию своего духовного наставника рабби Моше Соловейчика, а также по поручению главного раввината Израиля и Всемирного еврейского конгресса он приехал в Москву в качестве лектора Института изучения иудаизма при АН СССР, возглавляемого раввином Адином Штейнзальцем. И тогда же, с началом масштабной алии советских евреев в Израиль, возглавил раввинский суд СССР, занявшийся грандиозной работой по подтверждению еврейства для репатриации. С 1993 года р. Пинхас Гольдшмидт стал главным раввином Москвы.
В настоящее время раввин Гольдшмидт представляет еврейскую общину России на политическом поле как внутри страны, так и в зарубежье. Главный раввин Москвы Пинхас Гольдшмидт является президентом Конференции европейских раввинов. Также он автор известных трудов по Галахе (законам иудаизма), из которых наиболее фундаментальный — книга респонсов «Зикарон бэ-сэфер», посвященная специфическим вопросам галахи, возникающим у евреев России постсоветского периода.
Возрождение еврейской религиозной жизни и восстановление первоначального облика синагоги
За годы советской власти здание изрядно пострадало, и в 2001 году под патронажем тогдашнего мэра Москвы Юрия Лужкова и при участии Российского Еврейского Конгресса, представителей еврейской общины Москвы и организации «Джойнт» была проведена его масштабная реконструкция. По сохранившимся эскизам воссозданы исторические интерьеры, и самое главное — вновь возведен серебристый купол, украшенный звездой Давида. Напротив синагоги также был выстроен макет Стены Плача. В сентябре 2006 года в синагоге торжественно отметили окончание реставрационных работ, длившихся несколько лет.
В настоящее время Московская Хоральная синагога, где сконцентрирована жизнь Московской еврейской религиозной общины (МЕРО) является реально действующим центром еврейской жизни. Община предоставляет весь спектр религиозных услуг. Это трехразовые ежедневные молитвы по обычаю европейских и восточных евреев; ритуал обрезания; изучение Торы в колеле; кошерная трапезная; решение всех вопросов кашрута; раввинский суд; женская и мужская миквы; хевра кадиша. Община шефствует над различными образовательными учреждениями, обеспечивая детей прихожан правильным религиозным образованием от яслей до ешивы.
При МЕРО функционирует некоммерческая организация “Тхия”, проводящая культурно-просветительские молодежные мероприятия под брендом “Лиммуд”, известная своим преследованием еврейских религиозных учебных организаций, а также молодежно-сионистское промискуитетное движение “Шахар”, аффилированное с израильской политической партией “Ликуд”.
В синагоге также присутствуют отдельные локальные общины: горских евреев (две общины — два миньяна) и грузинских евреев. Гостям Московской хоральной синагоги есть возможность предоставить ночлег неподалеку от синагоги, кошерную кухню в общинной трапезной и посещение женской или мужской миквы.
Добро пожаловать в еврейскую общину Московской хоральной синагоги!
Литература:
История еврейского народа в России: От разделов Польши до падения Российской империи 1772–1917 — М.: Гешарим, 2012
История Московской Хоральной синагоги: Сборник статей. — М.: 2006.
Лобовская М. История Московской Хоральной синагоги — М.: 2006.
Москва еврейская: Сборник статей. — М.: 2003
Улицкий Н. История Московской Хоральной синагоги — М.: 2006.
(с) Галина Бедненко, 2016–2019.